– М-да, – разочарованно выдохнул Семен.
– Вот ведь… черт! – отъехал от стола раздосадованный Фомин.
Гоша поднялся, поставил поилку в раковину, возле которой рядком лежали упаковки влажных полотенец. Засунул руки в карманы халата и, привалившись к подоконнику, хмуро о чем-то задумался.
– Ладно, значит, не судьба, – философски заметил Семен. – Жили без «Шара» и…
– А знаете что? – вдруг произнес Гоша, поднимая на друзей свои черные глаза. – Я знаю, кто нам поможет.
Игорь никогда не был в медицинском корпусе Института, о чем, собственно, не очень жалел. Когда-то МИВК не поскупился и создал здесь хорошую ведомственную поликлинику со стационаром и высококвалифицированными врачами. Пусть поликлиника была небольшой, рассчитанной на нужды персонала Института, но уже очень скоро каждый искитимец старался попасть на прием сюда, а не в районную больницу, хотя это было и нелегко.
А еще здесь располагался специнтернат для больных с синдромом Руффа. И вот такому соседству местные были не очень рады.
Вообще, «синдромом Руффа» называли все странные и непонятные болезни, происходящие, как считалось, из-за воздействия Зоны. Многие слышали про тот же «синдром Хармонта», который проявился у людей, переживших Посещение. Стоило этим несчастным переехать от Зоны куда подальше, как вокруг них начинали с завидной регулярностью происходить аварии и несчастные случаи.
Подобное происходило то тут, то там, практически во всех городах, расположенных вблизи Зон Посещения. Люди внезапно слепли, глохли, их начинали бить током все без разбору электрические приборы. Кто-то засыпал, и его больше не могли разбудить, кто-то ломал себе шею из-за внезапно возникшей хрупкости костей.
Все эти проявления наверняка имели собственные названия, но их автоматом причисляли к симптомам, указывающим на болезнь Руффа. Однако по полной эта напасть отыгрывалась на детях. Инопланетная зараза каким-то образом вмешивалась в генетический код, и на свет появлялись дифференты.
Дифференты рождались в семьях, где один из членов семьи имел непосредственный контакт с Зоной. Причем неважно, в каких ее проявлениях – ходил «за забор», работал с внеземными объектами, обслуживал вернувшихся с задания роботов. От всеобщей паники спасало лишь небольшое количество таких аномалий. По статистике, на пятьсот новорожденных лишь у одного проявлялись симптомы прогрессирующих мутаций. А самое интересное, что дифферентами становились только местные, проживающие в непосредственной близости от Зоны. Тем, кто покупал, к примеру, лечебный «белый браслет» в том же Новосибирске, ничего не грозило. Ни ему, ни его детям. Это проклятие карало только причастных.
– Вон видите на втором этаже окно? – Гоша указал варежкой на здание медкорпуса. – Рядом с водопроводной трубой.
– Вижу, – ответил Семен, пряча подбородок в шарф.
– Там моя палата была, – похвастался Чесноков. – Всегда солнце по утрам.
– Чего-то завидовать не хочется, – отозвался Игорь и добавил: – Уж извини.
– И правильно, – не обиделся Гоша, глядя из-под капюшона. – Лучше там не быть.
– А почему на первом и втором этажах окна пусть и с решетками, но есть, а на четвертом и пятом кирпичами заложены? – спросил Старцев.
Чесноков невесело хмыкнул в усы.
– А там, – сказал он. – Блоки интенсивного лечения и больные в четвертой стадии.
– В какой стадии? – не понял Семен.
– В четвертой, – ответил за Гошу Игорь. – Совсем не люди.
– Еще человек, слегка не человек, почти не человек, совсем не человек, – словно детскую скороговорку, произнес Чесноков. – Четыре стадии болезни Руффа.
– А… а у тебя? – Семен чуть не отвел глаза, но сдержался.
– Вторая, – легко ответил Гоша, привыкший к подобным вопросам. – Уже неизлечим, но вовремя купирован. Так-то.
– Жесть, – поежился Старцев. – В нашем детстве такого не было.
– Было, – уверил друга Гоша. – Просто об этом не говорили.
Парни вышли на очищенную от снега дорожку, пересекли центральную аллею, миновали центральный вход со скучающими посетителями поликлиники и свернули за угол. Прошли вдоль здания, свернули еще раз и вышли к небольшому крыльцу с узким пандусом. Здесь курил, воткнув лопату в сугроб, квадратной формации мужик в ватнике и сером брезентовом переднике.
– Здорово, дядь Саш, – издалека поздоровался Гоша, махая рукой.
Мужик повернулся, сжимая размочаленную папиросу желтыми зубами, зыркнул из-под кустистых бровей, и его губы разошлись в улыбке.
– А, Гошка-картошка! – прогудел он. – Здорово.
– Сегодня кто дежурит по нашему этажу, дядь Саш? – Чесноков пожал широкую, как воткнутая в снег лопата, ладонь.
– А чего? – хитро прищурился дворник. – Опять пришел порядки нарушать?
– Дядь Саш! – возмутился Гоша. – Да когда ж я…
– Мелких кто на полдня из палат увел?
– Дядь Саш, я их в кино водил, – оправдывался Чесноков. – Чего им в четырех стенах тухнуть? Причем уводил под свою ответственность, а вы меня знаете, я ни разу не подводил.
– Твоя ответственность вон, – дворник хотел щелкнуть Гошу по сизому носу, но тот вовремя увернулся. – Распухла и посинела. Знаешь как Марь Егоровну тут разносило, когда она пустую палату увидела? Ты ей лучше не попадайся в ближайшее время.
– Я потому и спрашиваю, кто дежурит, – обезоруживающе улыбнулся Чесноков. – Дядь Саш, мне действительно надо. По делу.
Дворник вынул папиросу изо рта, затушил, поплевав на уголек, и отнес к урне возле крыльца. Оттуда пробасил:
– Владимировна сегодня дежурит. Только смотри, без нарушений распорядка!