Черный выход - Страница 85

Подошедший Эрих кутался в тонкое, но хорошо держащее тепло термоодеяло. Он то и дело зевал, держа фонарик в безвольно опущенной руке. Тяжело плюхнулся на скамейку и с мученическим видом размял шею.

Игорь, который не стал садиться, а прохаживался, прогоняя дрему, тихо поприветствовал Фишера:

– С добрым утром.

Немец открыл пошире красные и опухшие глаза, окинул взглядом ночь вокруг.

– Guten Morgen? – с сомнением спросил он. – Nein.

– По-русски, – поправил его Фомин.

Он сел рядом с Эрихом, толкнул его плечом:

– Просыпайся давай, дежурить будем.

– Да, будем… Я сейчас.

Немец поднялся и ушел в сторону лагеря. Вернулся через минуту уже с фонарем на голове и небольшим термосом в руке.

– Кофе, – он вновь уселся на свое место. – Пьешь?

– Конечно, наливай.

Некоторое время сидели молча, прихлебывая горячий и абсолютно несладкий напиток из небольшого стаканчика. Вокруг была полная тишина, лишь изредка прерываемая похрапыванием Старцева.

– Смотри, – Игорь указал немцу на призрачное свечение на далеком поле, которое еле заметно пробивалось сквозь траву. – «Ведьмин студень».

– Газовый коллоид, – кивнул Эрих. – Опасный аномалия.

– Опасный, – согласился Фомин. – Слушай, Эрих, зачем тебе все это?

Фишер непонимающе посмотрел на парня.

– Ну я имею в виду, что вот это наше путешествие – оно чересчур опасное. Что было сегодня – так, цветочки. Завтра начнется настоящая жесть. И мы можем вовсе не вернуться обратно. Неужели эти опыты настолько необходимы?

Немец опустил глаза, покачал пустым стаканчиком.

– Реальные ученые всегда есть немного честолюбивы, – сказал он. – Иначе нет стимула делать открытие. В мой возраст Пильман быть видный теоретик, Сидоренко иметь собственный кафедра, а у Шнайдера быть лаборатория. Я тоже хочу своя лаборатория. Хотя бы лаборатория.

– Да ты карьерист, – подначил немца Игорь.

– Nein, не карьерист. Я – ученый. Ученому без развития – смерть. А Шнайдер не дает мне развития. У нас разный подход к практическим исследованиям. А у меня есть чем удивлять, есть что представить научным головам из Академии наук.

– А ты слышал что-нибудь про «Золотой шар»? Не сказки всякие, а по вашей, научной, линии? – спросил Фомин.

– Wunsche Maschinen? – улыбнулся немец. – «Машина желаний»? Конечно, слышал.

– И что же?

Эрих налил себе еще кофе, выпрямился, глядя на далекий свет «студня».

– Странный объект. Назван глупо – машина. Он не машина, не механизм. Шар, небольшой, чуть золотой, чуть красноватый. Редко попадается для работы. Очень редко. Есть мнение, что в один момент времени в каждой Зоне на Земле есть лишь один такой объект.

– Но были же какие-то исследования? Какой от этого артефакта эффект?

– Как таковой эффект нет. Не материализуются желания вдруг. Статист думать о карандаше – не появился карандаш. Исследовали объект на излучения – без ответа, не излучает. На горячо и холод не реагирует. Внутри тоже ничего, пористый, как шоколад с пузырями. Не представил научный интерес.

– Но откуда тогда столько историй про чудесные свойства артефакта? Про выздоровление от рака, про внезапное богатство, про счастливое спасение от смерти?

– Рак? Да, про рак было, – кивнул Эрих. – У статиста дочь раком была больна. После опыта вылечили.

– Ну!

– Но еще до опыта информация быть, что доброкачественна опухоль. Ее бы и так вылечили, без контакта с объектом.

– Ну а ты сам-то что думаешь? – не сдавался Игорь. – Ты же с Зоной плотно работаешь, знаешь на что она способна.

– Да, – Фишер окинул взглядом окружающую черноту. – Зона способна на много.

– И на чудеса?

Эрих рассмеялся.

– Игорь, а что есть Зона, как не чудеса?

Небо потихоньку светлело, занимаясь золотистым на востоке. Уже можно различить черты лица сидящего рядом, изломанные верхушки далекого леса, контуры растянувшихся над головой облаков. Где-то вдалеке громко застрекотало, защелкало и стихло, словно испугавшись собственной смелости. На дальней стороне поля прошагал ярко-голубой дугой «веселый призрак», теряясь в подлеске. Потянуло утренней прохладой. Пришлось сходить к рюкзакам за свитерами.

До конца смены оставалось минут сорок, когда Игорь заметил движение у забора, метрах в двухстах от них. Кто-то продирался через кусты, падая и поднимаясь.

– Эрих! – толкнул он задремавшего немца. – Смотри!

Фигура вышла к полю и превратилась в худого человека, устало бредущего вперед. Его руки безвольно болтались вдоль тела, голова понуро опущена. За спиной мотался рюкзак.

– Будить? – встрепенулся немец.

– Нет, погоди, – остановил его Фомин. Он догадался, кто перед ними.

Человек приближался, и казалось, что он вот-вот упадет, до того обессиленно он выглядел. В серых предрассветных сумерках его лицо, как и одежда, казались почти черными, без светлого проблеска. Даже на месте глаз зияли темные провалы, в которых не отражалось ничего. Когда Игорь направил на человека луч фонаря, тот не остановился, не удивился и не попытался прикрыться руками. Он был давно мертв, и ему было плевать на бьющий в лицо свет.

– Муляж, – сказал Игорь. – Жмур.

– Оболочка, – понимающе кивнул Фишер. – Я читать исследования по ним. Хорошо, что их мало. Зрелище не для нервов.

– Да, совсем не для нервов, – Фомин сделал шаг навстречу бредущему мертвецу, стараясь разглядеть хоть какие-то детали. Но тот был настолько грязным, что разобрать ничего не удалось. Впрочем, и без того понятно – какой-то сталкер-неудачник, которого угораздило умереть в Зоне. Куда он теперь направляется? Домой? Или все еще за тем артефактом, до которого при жизни так и не дошел?